b86cfee8     

Домбровский Юрий - Только Одна Смерть



Юрий Домбровский
Только одна смерть
Убили Женьку, молодого парня, моего бывшего соседа по квартире. Убил
неизвестно кто, за что и даже где. Просто ночью сзади рубанули топором и
все... Он как-то сумел все-таки добежать до дому (а случилось это в темном
проходном дворе, и за двором еще был сад и школа). Скончался он не сразу, а
через пять дней в больнице. Убийц не назвал, причины не пояснил, подозрений
не высказал. Просто умер - и все.
Это было десять дней тому назад, и вот все эти дни я не могу найти себе
покоя. Хожу и думаю, и иногда вспоминаю, что-то записываю. Только вот
спрашивать не спрашиваю. Просто некого мне спрашивать.
За стеной живет его молодая жена, но она давно уже жена другого. Еще
через коридор, за другой стеной - тесть и теща. Но они говорят: "А мы ведь
его сколько раз предупреждали", - и значит говорить мне с ними тоже не о
чем. И я это знал, чувствовал, только вот предупреждать не предупреждал. Но
от этого мне не легче, а много, много труднее. Нет, существует, наверно,
все-таки трагическая вина. Какая-то мировая симпатия, ответственность одного
человека за другого, и с этим уж ничего не по делаешь. Древние греки отлично
понимали это, ведь они впервые открыли муки совести и пение Эриний (у римлян
- Эвменид) - ведьм, которые пением гонят в Орестее убийцу сначала к безумию,
а потом к могиле. Вот и сейчас поют они и надо мной, и над всей нашей
квартирой. Но голос их, кажется, слышу только я. Поэтому, наверное, и пишу.
Впервые Женька предстал передо мной в виде черного, без единого
пятнышка котенка. Принесла его мне моя соседка - Ирина, тогда еще Женькина
невеста: "Вам надо котеночка?" Котеночка мне было надо, и он отлично у меня
прижился. Дня через два оказалось, что котеночек - кошка, и я подумал: "Ну,
разведу я теперь у себя на пятнадцати метрах площади молодняка". Но делать
было нечего, и котенок остался у меня. Сначала я не особенно обращал на него
внимание - ну, котенок как котенок. Что котенку нужно? Молока налить,
принести песок, вынести песок, поиграть с бумажкой, почесать шейку и все,
пожалуй. Но вскоре выяснилась первая странность. Котенок не умел мурлыкать.
У него иногда появлялась такая страстная потребность замурлыкать, что он
весь как-то вытягивался, поводил подбородком, из него вылетали мучительные
отрывистые звуки, что-то вроде шипения, но вот мурлыканья никак не
получалось. Так я и показал его одной моей знакомой. "Очень странная кошка,
- сказала знакомая, - очень! Просто ведьма какая-то". И тут котенок (а он
лежал вытянувшись) встал, всласть зевнул, показал коралловый острый язычок,
весь в серых иголочках, и пошел прямо к ней. Она взяла его на колени,
посадила и стала гладить. А он сидел и смотрел ей в глаза голубыми чистыми
глазами. - Ведьма! - сказал я. И тут котенок встал и пошел ко мне. Так он
получил кличку свою и с первого же раза признал ее. Стоило просто войти в
комнату и сказать обычным голосом "Ведьма", как котенок, а потом уже
взрослая, прекрасная кошка, эдакая черная пантера с шелковистой блестящей
шерстью, вылезала из шкафа или прыгала со стула и шла ко мне. Но только за
нами двумя она признавала право называть ее так. Другим она не откликалась.
Даже "кис-кис" и то не признавала. Да и вообще, по правде сказать, не
особенно-то она любила этих других.
Это была вторая особенность черного котенка.
Теперь вот третья - я узнал о ней на второй день нашего знакомства,
когда до настоящей дружбы было еще очень далеко. Я сидел за столом и что-то
писал, и



Содержание раздела