Домбровский Юрий - Рассказы Об Огне И Глине
Юрий Домбровский
Рассказы об огне и глине
Главы из романа
Прежде всего о тех трудностях, которые ожидают каждого, кто захочет
создать беллетристическое произведение о Добролюбове. Задача эта не
равнозначна для литературоведа и писателя. Написать монографию или хорошее
исследование о литературной и общественной деятельности великого критика -
задача отнюдь не из самых трудных: таких книг уже существует с полсотни, и
количество их стремительно растет от юбилея к юбилею. Написал Добролюбов
достаточно, в своих сочинениях выложился почти исчерпывающе, а так как
обходить цензуру он умел и что хотел провести, то так или иначе проводил
всегда, то и спорить о его взглядах не приходится. Тут действительно
литературоведы поработали хорошо, и общественно-политические взгляды
Добролюбова тайны не оставляют. Но совсем иначе будет обстоять дело, как
только захочешь коснуться его реальной биографии. Тут все время придется
двигаться по сплошным белым пятнам, и захватывают эти белые пятна не мелочи,
какие-нибудь окраины биографии, а именно наиболее важные, этапные моменты
жизни. Короче, мы отлично знаем, что Добролюбов писал, но что он кроме этого
делал, это мы знаем и угадываем крайне плохо. И вот тут идут вопросы,
вопросы, вопросы.
Самый первый и, пожалуй, самый важный для нас вопрос (ведь книга
входит-то в серию "Пламенные революционеры"): участвовал ли Николай
Александрович непосредственно в революционном движении 60-х годов? Что
участвовал, то об этом спору нет, - но как, где, в качестве кого? Входил ли
в подполье, писал ли революционные прокламации, выполнял ли отдельные
поручения? Об этом можно только догадываться.
И вот исследователи догадываются.
"Многочисленные косвенные данные позволяют утверждать, что на рубеже
60-х годов в России начинала складываться такая организация. Ее ядром был
руководящий кружок "Современника" во главе с Добролюбовым и Чернышевским"
(В. Жданов).
Сказано, конечно, очень категорично, но ведь это все-таки не больше,
чем общий, логический вывод из ряда мелких косвенных данных. Ни одного
прямого факта у нас нет. Члены редакции "Современника" были очень осторожные
люди.
Далее. Один из наиболее близких друзей Добролюбова и видный сотрудник
"Современника" поэт М. Л. Михайлов напечатал и распространил две прокламации
с прямым призывом к революции. А что же Добролюбов? "Конечно, Добролюбов не
мог не знать об этой стороне деятельности Михайлова", - замечает тот же В.
Жданов, но тут же в скобках и оговаривается: "Прямых сведений об их
подпольной связи не сохранилось". И так повсюду. Нет, не сохранилось, надо
полагать, не мог не участвовать, не мог не знать - эти оговорки и в скобках
и без них сопровождают всю жизнь Добролюбова вплоть до могилы.
Последняя страница дошедшего до нас фрагмента дневника 1859 года
обрывается фразой: "Мало нас... Если и семеро, то составляет одну миллионную
часть русского народонаселения. Но я убежден, что скоро нас прибудет..." И
все. Остальное уничтожено. Опять приходится гадать. Впрочем, тут уже
расшифровка трех заглавных букв строчкой выше сразу объясняет все.
Оказывается, в семерку эту входят "Ч, О да С" - Чернышевский, Обручев,
Сераковский. Обручева арестовали через два года, Чернышевского еще через
год, Сераковский погиб позже всех, в 1863 году. Итак, из четырех названных
Добролюбовым ушел только один он, и то только потому, что смерть
поторопилась. И, конечно, совершенно недаром Добролюбов еще за год до этого
писал: "Уж я хотел было обратиться
